ФЕНОМЕН ШЕРВУДА

Меж мачтами висит гамак. Уносят порох канониры. Заморский ку́рится табак. На парусах латают дыры. Готовят мёртвых капелланы Отправиться в иной приют. Живые ромом моют раны И, морщась, песенку поют. Том Шервуд. «Остров Локк»

     Отнять у читателей литературу приключений — все равно, что отнять у человека мечту и юность. Родиться взрослым, состариться и умереть. Этот эксперимент и был довольно успешно проделан некогда в СССР. Хотя мы сопротивлялись, как могли — отсюда и «самиздат», и походы на «черные» книжные рынки, и трата последних денег на восторг обладания какой-нибудь редкостью, изданной в конце XIX или в начале XX века с названием, от которого замирало сердце: «Картуш, благородный бандит», в переплетенных восьми томах, или «Палач города Берлина», тоже аккуратно переплетенный 10-томник, сулившие столько вечеров блаженства.

     За неимением лучшего, мы набрасывались и на Вахтанга Ананяна «Пленники Барсова ущелья», и на Вадима Собко «Скала Дельфин», и на серию «рамочка». Но разве могли Ананян и Собко, при всем уважении к этим вполне талантливым авторам, сравниться с Дюма или Майн Ридом? Поколение пятидесятых годов уже не знало фамилий таких мэтров авантюры, как Брешко-Брешковский, Цеханович, Крыжановская-Рочестер. Их произведения не публиковались, а следовательно, всегда была возможность сказать, что эти авторы не прошли испытания временем. Все, что осталось от колоссального пласта русской авантюрной беллетристики — это занимательнейший роман Вениамина Каверина «Два капитана»; сомнительных достоинств повесть Аркадия Гайдара «Школа»; опубликованный малым тиражом и известный, в основном, понаслышке, роман Роберта Штильмарка «Наследник из Калькутты», да, еще, пожалуй, умный и тонкий роман Ивана Ефремова «Лезвие бритвы», совершенно нехарактерный для его творчества, названный в заголовке «роман приключений», хотя головокружительные приключения служили там лишь канвой, обрамляющей мысли и идеологию автора. И, разумеется, Александр Грин, феодосийский изгнанник, недооцененный, кажется, еще и сегодня. И переводы допущенных к воспитанию советской молодежи зарубежных писателей — некоторые романы Стивенсона, Майн Рида, Дюма, Хаггарда, и «залетные», по чьему-то недосмотру, произведения Жаколио и нескольких других авторов.

     Но вот уже 10–15 лет как картина, к счастью, изменилась. Я с удовольствием вижу и читаю новые имена. Это и очень хорошо известная Нина Соротокина с ее русскими морскими мушкетерами — гардемаринами, и Николай Харин с дилогией о д'Артаньяне и его друзьях-мушкетерах, и менее известная Светлова «Медальон и шпага», и Юрий Папоров «Пираты Карибского моря. Проклятие капитана», Михаил Попов и Виноградова с сиквелами о незабвенном сабатиниевском капитане Бладе.

     Зная о том, что отечественная литература производит не слишком качественные произведения, многие русские авторы мистифицируют читателей, избирая себе в качестве псевдонимов иностранные фамилии. К примеру, Роксана Гедеон (она же Оксана Гедеон?) и ее цикл «Сюзанна» — удачный пастиш на знаменитую «Анжелику», Симона Вилар, она же Анна Невилль, она же Эмма Птичка (Наталья Гавриленко), автор «Замка тайн», и тетралогии о викингах; это весьма таинственный писатель Кристиан Малезье, чье настоящее имя мне так и не удалось выяснить, а также некий Шорп, автор романа «Шпага флибустьера». Их ладно скроенные произведения на любую авантюрную тему: пиратские, плащ и шпага, любовно-исторические, увлекательно написаны, используют обширный исторический материал, сообщают массу разнообразной информации, используют новейшие достижения психологии, но…  мало чем отличаются от образцов прошлого и позапрошлого веков.

     Вот тут-то и произошло событие, а, вернее, феномен Тома Шервуда.

     Сериал из четырех романов «Остров Локк», «Призрак Адора», «Мастер Альба» и «Серые братья», под авторством корабельного плотника Тома Шервуда обратил на себя мое внимание случайно — два скромных томика малого формата, в Нью-Йорке, ютились на книжной полке среди новинок. «Остров Локк» и «Призрак Адора» — первые две части. Верный своему принципу — ничего не упускать из того, что имеет отношение к литературе приключений, я купил эти книги, принес их домой, и несколько дней не открывал их, дожидаясь вечера пятницы.

     Первая и вторая страницы живо напомнили мне хаггардовскую «Дочь Монтесумы» — уже не слишком немолодой человек, откликаясь на просьбы детей, описывает свою полную приключений жизнь. Этот прием известен в литературе, пожалуй, со времен «Острова сокровищ». Но меня прежде всего взволновал легкий, ни на какого другого автора не похожий язык. Прекрасный великолепный русский язык! Переводчик хороший? Ерунда. Нет сейчас хороших переводчиков. Отвлекусь на секунду и скажу, что недавно в переводе с итальянского, в роскошном супере, был выпущен нагремевший детектив Фалетти «Я убиваю». Я дочитал до того эпизода, где итальянец с опозданием является на работу, и его коллеги сообщают, что в ожидании его им пришлось работать «по-стахановски». Я не умер. Просто перестал получать удовольствие от чтения — вот и все. Так вот у Шервуда таких нелепостей нет, а есть неподражаемый язык, которым автор владеет в совершенстве и который точно выверен как в мастерски написанных диалогах, где лексика постоянно меняется в зависимости от того, кто именно говорит, так и в самом повествовании, усложняющемся по мере развития сюжета.

     Чем дольше читал, тем больше убеждался, что автор — русский, причем прирожденный писатель. Интрига, начинающаяся довольно обычно, туго скручивается подобно часовой пружине и держит в постоянном напряжении — это прием, которым владеют немногие, и который в английском языке называется «suspence».

     Итак, юноша, несправедливо обделенный выручкой, уходит в море на поиски приключений — тривиально, казалось бы? Нет, потому что эта линия проходит в описании различнейших ремесел и умений, которые юноша осваивает. И это не то что не скучно! Напротив, изумительно интересно. Просто диву даешься: откуда у автора такие обширные познания в металлургии, столярном деле, навигации, искусстве выживать, каретном и корабельном ремесле, страноведении, подробном описании одежды, монет, оружия, табака, социальных сословий старой Англии, и даже… в детальном устройстве гарема? Что еще более любопытно, никаких выдумок — все в соответствии с наукой и ремеслами того времени. Впрочем, Том Шервуд начинает изобретать — я консультировался со специалистами — и его изумляющие находки вполне могли бы случиться 200 лет назад.

     Вооруженный знаниями и умениями, Том Шервуд начинает преображаться, как это произошло некогда с Эдмоном Дантесом, ставшим графом Монте Кристо, но вовсе не в сторону мизантропии. Том Шервуд любит людей, особенно тех, кто становятся его друзьями. Тема дружбы в «Острове Локк» вообще особая. Образ Бэнсона, друга Тома, психологически настолько удачен и точен, что я уверился в том, что автор (кем бы он ни был), специалист-психолог. С удовольствием сообщаю (очень хочется себя похвалить за прозорливость), что я оказался прав.

     Друзья у Тома такие, что, честно говоря, можно позавидовать. Они, в буквальном смысле этого слова, выковываются из беды, из злоключений, и всякий раз Тому достаются не только раны, но и кто-нибудь, кого позже можно будет назвать другом. Как здорово, что они не расстаются, как здорово, что автор поселяет их всех в одном доме! Разве не об этом мы мечтали в нашей юности — жить рядом с друзьями?

     По мере усложнения сюжета все более усложняются и герои, и ситуация. Обстановка перестает быть чисто приключенческой; она обретает все более черты то трагикомедии, то мистической драмы. И на этом фоне вырастает такая любовь и такая щемящая нежность, что вот тут уж точно подумаешь: а вот у меня все было не так, а как-то более прозаически. Обидно!

     Помните «Алые паруса»: «Как ты женился? — Я ее схватил за юбку, когда она хотела выпрыгнуть в окно».

     «Призрак Адора» — вторую книгу я уже читал медленно, опасаясь, что она вот-вот окончится, а тайны (да какие тайны — Ришелье бы позавидовал!) только начинаются.

     Потратив без малого год, я все-таки раздобыл остальные две части «Мастер Альба» и «Серые братья», и понял, что такой сериал нужно не просто публиковать повышенными тиражами, а и переводить на различные языки. Пусть знают наших. Пусть не думают, что только во Франции или Англии все еще сверкают шпаги, пусть знают, что не только там звенят абордажные крючья, и не только в этих странах хотя бы в литературе куется справедливость, ибо это и есть принцип высокой приключенческой литературы: дать читателям возможность насладиться справедливостью.

     Пришёл день, когда я раскрыл для себя эту тайну. Том Шервуд живёт рядом с нами, и с ним можно переписываться, и узнавать о новых приключениях и новых героях! И это счастье, потому что у приключений есть одно особое качество: они заставляют желать, чтобы полюбившиеся тебе истории не кончались.

     И я, 58-летний буквоед, всю свою жизнь посвятивший любви к книге, уединяясь на ночь в своём кабинете, раскрываю книгу Шервуда и встаю плечом к плечу с Бэнсоном, Готлибом, Томасом Локком, Энди Стоуном, и с коротким, бросающим в дрожь зловещим шелестом выдёргиваю из ножен клинок, чтобы спустя миг заорать: «За справедливость! За друзей! За право любить, за надежду, вперёд! Алле Хагель!»