---

ГЛАВА XIX
ПИРАТЫ

Клаус оказался из тех людей, которые если уж принимают решение, то действуют уверенно и быстро. Ему не было нужды уговаривать туземцев. Он обронил лишь слово, и всё племя, прихватив свой бедный скарб, влезло в шлюпки и прибыло на «Дукат».

Мы разместили их в каютах среднего яруса и в тот же день подняли паруса.

НАПАДЕНИЕ

Как в старое доброе время, два года назад, наши корабли шли в паре — «Африка» и «Дукат». Прекрасная погода, спокойный океан, фигурки матросов на вантах*. Веселье, смех, гулкий топот по палубе. Но мучила меня одна мысль, гадкое и злое предчувствие. Если всё идёт как и тогда, то где-то впереди нас должно ждать испытание, какое-то тяжёлое и мрачное событие?

Оно и случилось. Не ураган на этот раз, нет. Между Мальдивами и Чагосом нас догнали два галеона. Может быть, мы пересекли их курс случайно, а может — они следили за нами от самого Мадраса, — неизвестно. Повисла над палубой тяжкая тишина, запрыгали взгляды по парусам — крепок ли ветер, может, успеем дойти до Чагоса. Всё-таки территория британская, отстоимся у форта, под защитой береговых пушек. Но что ветер! Он один и тот же — как в их парусах, так и в наших. «Дукат» бы ушёл от них, парусное вооружение у него мощное, и дно новенькое, гладкое. А вот у «Африки» дно заросло ракушками, и это заметно сдерживало ход. Галеоны нас настигали, упрямые и зловещие. Мы уже видели, что на их мачтах не подняты флаги.

— Что пираты — это понятно, — сказал стоящий рядом со мной на корме Давид. — Вот только вопрос — они дикие или с патентом?

— В чём разница? — спросил я.

— В настроении, сэр, — ответил мне не Давид, а подошедший Бариль, спокойный и как-то даже странно довольный. — Если это команда, скажем, французов с их официальным королевским патентом на грабёж чужих судов, то у них настроение на работу, если так можно выразиться, и милосердие. Там есть какие-никакие, но всё же офицеры, и им ещё возвращаться домой с ответом и отчётом о том, что ими совершено. Можно надеяться, что женщин не тронут и пленных пощадят. Но с ними справиться труднее: на галеоне, как правило, сотня орудий и военный отряд помимо команды. Дикие же пираты — они числом поменьше, их канониры похуже, но настроены они — на глумление и убийство. Эти, если дорвутся до абордажа — не оставят в живых никого, за исключением матросов, которые согласятся перейти к ним.

Знакомый противный гул возник у меня в голове, и вскинулась жалость к себе, а с ней и отчаяние, и злость.

— Откуда так хорошо всё знаешь, боцман? — спросил Давид.

— Пять лет назад, как вы помните, меня отправили на бочке к акулам, — пояснил он, — два последних года — я таскал мешки в порту в Мадрасе. А три года перед этим довелось отведать пиратского ремесла.

— Как сдержать абордаж — знаешь? — резко спросил я его.

— До тонкостей знаю, — вытянулся он.

— Оставь на такелаже самое маленькое количество людей, остальную команду готовь к бою. Бэнсона, Стоуна, Оллиройса ко мне, быстро.

Бариль слетел вниз, на палубу, а Давид спросил:

— Томас, ты что-то задумал?

— Задумал, — ответил я ожесточённо, — сказать им, чтобы не гонялись за «Дукатом». Задумал сказать, что на «Дукате» живёт пиратская смерть.

— Шутишь, Томас, — покачал головой Давид.

— Вот уж нет, — ответил я, поворачиваясь к подбегающим ко мне друзьям.

Вдруг на мачте ближнего к нам галеона взлетел красный флаг, и дважды ударила пушка.

— Приказывают убрать паруса и лечь в дрейф, — сообщил, вскинув подзорную трубу, Стоун, и добавил: — Это дикие пираты. Дикие, без патента.

— Теперь очень быстро, братцы! — непослушным языком проговорил я, глядя им в лица. — Стоун. Выдать команде всё оружие, какое только есть на борту. Порох на палубу. Во время абордажа командует Бариль. Всё. Оллиройс. Видел, как спицы в колесе мелькают? Вот так же заряжайте. Не жалейте себя, палите, как бешеные. Не хватит людей — скажи Стоуну, пусть добавит. Всё. Бэнсон. (Я подошёл вплотную, зашептал.) На смерть со мной пойдёшь? (Он скрипнул зубами, оголив их в шальной ухмылке.) Маленькую шлюпку спустить, нос накрыть брезентом, под брезент — два бочонка с порохом, четыре бочонка смолы, можно один с маслом. Туда же лампу со стеклом, огонь в лампе зажечь. Робертсона найди, скажи. Если согласится — пойдёт с нами. Снимите башмаки и куртки. Всё. И я повернулся к Давиду.

— В доме, в Бристоле, там, где вы сундучки заказывали, на первом этаже — мебельный салон. В глубине его — комнатка. В стене за кроватью — тайник. Там деньги и бумаги на владение подвалом и первым этажом. Если мы не вернёмся — пусть Алис и Эвелин живут там. Генри, истопник, пусть тоже останется.

— Да ты что, Томас! — бодро воскликнул старик. — Рано себя хоронишь!

— Тут океан, Давид. Тут со стены никто не спрыгнет.

Я развернулся и поспешил в каюту. Схватил роскошную, с перьями, треуголку, в которой щеголял когда-то Стив (ах, если бы вы знали, где был в это время Стив!), накинул прямо на рубаху сверкающий, раззолочённый камзол и прихватил из сундука бумажную трубочку, в которой были порох с опилками — на Локке с помощью такой трубочки мы взрывали камень. Я точно знал, сколько она горит.

Такое было ощущение, что время остановилось.

Внизу, у борта, покачивалась шлюпка. Бэнсон и Робертсон сидели на вёслах. Я спустился к ним, уселся на носу и крикнул:

— Стоун! Убирай паруса!

Снова ударила пушка — уже ближе. Паруса на «Дукате» съёжились, подтянулись к реям. Корабль замедлил ход.

— С Богом. Пора.

Два весла слаженно качнулись, вспенили воду. Я откинул край брезента, вставил в бочонок с порохом трубочку, проверил огонёк в лампе. Перекрестился. Порядок.

— Теперь вот что, братцы! Как только подплывём, я подожгу фитиль. И тут же начну считать. На счёт «три» — разом прыгаем в воду и что есть силы плывём назад. Между «десять» и «двенадцать» будет взрыв. Повезёт — нас не достанет. Ну а не повезёт — тоже ничего. Компания хорошая!

Бэнсон и Робертсон сидели затылками ко мне, но они переглянулись, и я увидел, что они улыбаются.

— Бэн, если что случится, о ней позаботятся, я распорядился.

Он кивнул, шея у него покраснела.

Впереди раздались свист и крики. Я обернулся. Вот он, галеон. Наверху, на палубе, перегнувшись через фальшборт, скалили зубы какие-то дикие, нечеловеческие рожи. В голых и цепких руках — клинки. Несколько человек поймали ими солнце и сверкнули мне в глаза. Что ж, ловко. Правильно ведут себя лихие ребята. Вот разодетое чучело, едет откупаться, умолять о пощаде. Опасности нет, мушкеты как бы и не нужны, клинки уместней.

Потехи ждёте? Ну, будет.

Я взглянул ещё раз, оценил расстояние, наклонился над лампой. Снял стекло, быстро проговорил:

— Прыгаем с кормы, чтобы подтолкнуть шлюпку!

И зажёг фитиль.

— Раз!

Вёсла сделали последний гребок и, неожиданно для меня, Бэнсон и Робертсон приподняли их и выбросили из уключин, ну правильно, чтобы не тормозили ход шлюпки — ах, молодцы!

— Два!

— Три!

Мы прянули, я скинул перья и золото, и три тела одно за другим метнулись в воду с кормы. Бешено заработали руки и ноги.

— Четыре, пять.

До чего же вязкая и цепкая штука эта вода!

— Шесть, семь…

Я сбился. Лишь бросал рывками тело вперёд, вперёд, так, что, казалось, разорвутся грудные мышцы. Бэнсон на два корпуса впереди, ох, силён же, Робертсон рядом и, кажется, отстаёт, ну мы уже далеко — или…

Тяжко ударил взрыв. Прямо за плечами, в затылок. Как пробкой с размаху заткнуло уши. Но — жив? Жив! Западали и зашипели вокруг горящие обломки. Мы нырнули, ещё и ещё, обломки перестали падать, а навстречу от «Дуката» летела к нам двенадцативёсельная шлюпка.

Только когда нас вытащили из воды, я оглянулся назад. Весь нос и борт галеона, от ватерлинии* до бушприта* были залеплены горящей смолой. За какие-то мгновения огонь вскинулся так, что стал свиваться в гудящие смерчи. Пламя вскипело на парусах.

Нас подняли на корабль, набросили на плечи сухие одеяла, налили рома. Сверху, с кормы, я видел, как второй пират, подойдя к галеону с той стороны, которая ещё не была охвачена пламенем, сдвинулся с ним бортом и забирал на свою палубу людей. Но вот у его капитана, как видно, дрогнули нервы. Качнувшись, спасатель стал медленно отваливать от горящего корабля, не дожидаясь, пока к нему переберутся остатки команды. Разъехались борта, канули вниз соединявшие их доски, с ними упал кто-то из людей. Мне показалось, что я услыхал несколько отчаянных воплей; на них не обратили внимания, галеон поспешно отходил в сторону. И вовремя. Огонь, видимо, прорвался в крюйт-камеру*. Гулкий грохот ударил нам в уши. Чёрно-красный вихрь растёр корабль в щепки и бросил их в небо.

Вдруг я заметил, что эта сцена медленно, но неуклонно отдаляется. Оглянувшись, я увидел, что все паруса «Дуката» подняты и мы быстро набираем ход. Молодец, Стоун.

— Да, это капитан хороший, — перехватив мой взгляд, сказал Давид.

Положение наше облегчилось, но ненамного. Хотя мы и оторвались на значительное расстояние, уцелевший пират на всех парусах двинулся за нами. Эх, бедная наша, старая, грузная «Африка»! Догонит он нас, ещё до вечера догонит.

Мы тесной кучкой вновь собрались на корме.

— Будет пушечный бой? — спросил Давид.

— Нет, не будет, — твёрдо ответил Бариль.

— Почему?

— Они потеряли корабль, значит, во что бы то ни стало им нужен новый. Они не станут разбивать «Дукат» ядрами. Они захватят его.

— Абордаж?

— Ну конечно. У них на борту теперь почти две полные команды, людей для абордажа с избытком.

— Но у нас два корабля, значит, пушек почти поровну!

— Да не допустят они пушечного боя. Они — работники войны, и дело это хорошо знают. Подойдут к нам со стороны кормы, вплотную, и, как только перехватят ветер, вывернутся сбоку. И вот тут-то — крючья, доски и абордаж. Мы не сможем бить из пушек в упор — это значит взорвать себя вместе с ними. Никто не палит из пушек, когда корабли сближены — уж лучше абордаж, тут остаётся хоть какая-то надежда.

Повисло молчание. Я оглядел друзей. Спокойный старый Давид, сверкающий глазами Оллиройс, Носорог, раздувающий ноздри, Стоун, хмурый и озабоченный, рядом с ним — довольный, с улыбкой во всю хитроватую рожу Бариль.

— Бариль, — спросил я, — а ты в самом деле был пиратом?

— Точно так, мистер Том, три года. Но по судьбе, а не по сердцу. На руках моих нет человеческой крови, видит Бог.

— А чему ты радуешься, позволь спросить?

— А я, мистер Том, над этими вот потешаюсь, — он кивнул в сторону далёкого кораблика.

— Это ещё почему?

— Ну как же, мистер Том. Вот они, сильные, свирепые, храбрые, а головой — дети. Не понимают, что «Дукат» — корабль заговорённый!

— Носорожики с зубами, — задумчиво произнёс Давид.

— Как заговорённый? — не понял я. — Кто это сказал?

— О, многие говорят. В Мадрасе ещё, когда Стоун действительно капитаном оказался. Его-то «Дукат», мистер Том, два года назад потонул, а потом сам собой в порту объявился. Сказки пошли, что он якобы за чёрный жемчуг куплен. Нет, его океан отрыгнул.

— Как-как?  Океан?

— Ну да, ну да. Отрыгнул, потому, что не по вкусу пришёлся. А это уже верный знак — больше пучина его не тронет.

— Значит, нам можно этих вот не бояться? — Я показал на догоняющий нас галеон.

— Это уж кому как, мистер Том. Я вот не боюсь. Да и многие из команды — тоже.

— Это хорошо, что многие. Лишь бы спать не ушли от спокойствия души-то.

— Э, нет. С этой-то стороны — не до сна. К драке готовятся. Основательно готовятся, толково.

— Вот и хорошо. Будем готовиться и мы, джентльмены. Оллиройс, стрелять из пушек, как видно, не придётся. Поэтому. Оставь по одному человеку на две пушки, остальных — на палубу. Посмотрим, сколько у нас бойцов. Давид, к «Африке» мы их не пропустим, да и не она им нужна. Дайте им сигнал, чтобы спустили шлюпку и отправили к нам все, какие только у них есть, пистолеты.

— Пистолеты? — переспросил Давид. — Да у меня их там восемьдесят штук, новенькие, в ящиках. Капсюльные, быстрого боя. Мой последний заказ в Бристоле!

— Это невероятно! Скорее, пусть везут все!

— Но, мистер Том, при абордажной драке пистолеты не очень-то, — осторожно сказал Бариль. — Никто при абордаже не лупит пулями, только клинки. Ведь все перемешиваются в кучу, своих подстрелить можно.

— Не подстрелим! Есть у меня одна мысль. Давайте, джентльмены, действуйте.

Отдав распоряжения, я взял Бэнсона и Робертсона и поспешил вниз, в трюмы.

— Ищите, — сказал я им, вручив по зажжённой лампе. — Помнится, где-то здесь я видел металлическую сеть, свёрнутую в рулоны. Она очень тяжёлая.

— Есть! — крикнул из угла Робертсон. — Десятка два или три рулонов!

— Тащите всё на палубу! Сейчас пришлю людей на помощь.

После этого я, взяв нескольких матросов, побежал в каюты. Эвелин, Алис, Клаус и мистер Бигль сидели вокруг стола с раскрытым на нём Травником.

— Нам нужно несколько столов и все стулья, — как можно беззаботнее сказал я, — гостей принимать будем. Эвелин, выдай вот этим матросам всё, что они смогут протащить в дверь. И, мистер Клаус, попрошу вас, позаботьтесь о том, чтобы никто не покидал каюту. Никто. Пока не выяснится, кто наши гости.

На палубе творилось что-то немыслимое. Столы, стулья, рулоны сетей, ещё рулоны плотного, дорогого, красного шёлка, которые я тоже поднял наверх. Ящики с пистолетами, порох, люди…

— О-о-ойс!  — завопил я и вскинул вверх руку с зажатой в ней Крысой.

Все замерли, выпрямились, посмотрели в мою сторону.

— Те, кто хоть раз стрелял из пистолета — встать здесь! — Я качнул клинком к корме. — Бэнсон! Вот эту сеть развернуть, растянуть между мачтами и накрепко прибить гвоздями, так, чтобы вся палуба вдоль, от носа до кормы, была перекрыта стеною высотой в три человеческих роста. Робертсон! Навесить сверху шёлк, чтобы не видно было, что сеть железная! Бариль! Откуда они будут заходить на абордаж?

— Ветер сзади и слева, значит, слева и зайдут, чтобы нам ветер-то перекрыть!

— Вот эти столы и стулья расставить в ряд с правой стороны, за сетью! Разложить на них пистолеты! Оллиройс! Собери все, какие у нас есть, мушкеты, отбери к ним лучших стрелков и занимайте корму.

«Дукат» дрожал от стука и топота. Вытянулись в линию стрелки, я встал к ним лицом. Быстро показал, как после выстрела чистятся стволы пистолетов, как вставляется капсюль, забивается заряд, вкатывается пуля.

— Запомните все! — громко говорил я. — Стреляете одновременно, по команде. После выстрела сразу поворачиваетесь спиной к сетке и быстро заряжаете стволы. Сеть железная, её не перерубят, будут лишь тыкать сквозь неё клинками. Зарядите — и снова ждите команды. Выстрел — и опять заряжать. Сейчас заранее отмерим и засыплем в бумажные пакетики пороховые заряды.

— Можно сказать! — пронёсся вдруг выкрик от матросов.

— Если по делу, говори быстро!

— Хлебца бы выдать!

— Что-о? Очень голоден?

— Да нет же! Нужно жёваного хлебца налепить на столы, а к нему приткнуть эти вот капсюли. Они тогда раскатываться не будут, корабль-то качает!

— Имя! — потребовал я.

— Готлиб Глаз, сэр!

— Молодец, Готлиб! Слушайте все! За смекалку буду награждать особо! Хлеб сейчас принесут, а пока — заряжа-а-й!

Зазвенели шомполы, захрустели курковые пружины. Девяносто два пистолета, столько же людей, склонившихся над ними. О, я с той проклятопамятной ночи в Мадрасе знаю, что такое одновременный выстрел! Самое важное то, что в первые секунды противник ничего не понимает. Ничего. А время уходит. Я очень надеялся, что эта стена даст нам возможность подготовиться ко второму залпу. Ячейки в ней мелкие, по ним не вскарабкаешься наверх. Конечно, пираты станут тупо рубить эту сеть, покрытую шёлком, не видя, что это вовсе не рыболовная пеньковая сетка. И мы выгадаем время на третий заряд. А это двести семьдесят шесть пуль, выпущенных в упор. Есть шансы, есть.

Я осмотрелся. Как всё вовремя! Пиратский галеон уже за самой кормой, как и предсказывал Бариль. Я поманил боцмана с собой и взбежал на корму к Оллиройсу. Он сам, и с ним пять человек. Шесть мушкетов. Не густо.

— Бариль! Как отличить среди нападающих самых опасных?

— Самых опасных среди нападающих не будет, — ответил он. — Как правило, вперёд посылается молодняк, щенки с жаждой крови. А старые, битые и очень умные волки остаются на своём корабле и наблюдают за абордажем. Если в каком-то месте защитники сумеют упереться и наметится перелом, они спокойно и быстро бросаются туда, и тогда плохо дело. Ну а если абордаж идёт так, как он идёт обычно, и дерущиеся распадаются на отдельные кучки, то волки неспешно входят на чужую палубу и выбирают по человеку, по два, — убить лично, чтобы рука не застаивалась.

— Как их увидеть?

— Просто. Собираются небольшой компанией, десяток-полтора. Как правило, на корме — сверху лучше всё видно. В изрядных летах, со шрамами, неторопливые.

— Оллиройс…

— Всё понял, мистер Том.

— Стрелять одновременно, по команде.

— Именно так.

— Вот и хорошо. Не обращайте внимания на то, что творится на палубе. Ваша забота — эти вот старые волки. Корма у «Дуката» выше, чем у галеона, так что стрелять вам будет очень удобно.

— Не тревожьтесь, мистер Том. Поработаем с полным старанием.

Оставив их, я окликнул Бэнсона, Робертсона, бросил на бегу Барилю, чтобы подобрал ещё пару людей для сабельного боя, и примчался на нос «Дуката», к кливеру.

— Здесь кончается сеть, — сказал я спутникам, так что нам нужно удержать тех, кто будет пробиваться в эту сторону.

— Ого! — воскликнул я, глянув на Бэнсона. В руках он держал громадный, на толстой рукояти, мясницкий топор.

— В камбузе взял, — смущённо пояснил он. — Лучше, чем сабля, и уж куда лучше сундучка!..

— То-ом!  — донеслось с кормы.

Я взглянул, и кожу мою охватило ознобом. Галеон взял галс* и умело и быстро обходил нас слева. Слева, как мы и ждали! Добро пожаловать, братцы!

— Стоун! — крикнул я. — Командуйте на палубе!

Он выхватил шпагу, поднял её вверх, приник к проделанной в шёлке дырочке. Я перевёл взгляд на галеон. Ох! Вся палуба забита людьми и оружием.

— Две с половиной сотни, не меньше! — прикинул Бариль.

Корабли поравнялись. Взметнулся слитый в единое существо дикий вопль и вой, бухнули переброшенные с борта на борт доски, по ним побежали и запрыгали на нашу палубу — стремительно и часто.

— О-о-ойс!  — пронзительно прокричал Стоун, откачнувшись от глазка в шёлке. Матросы вскинули пистолеты.

— Ахх! — резко опустил капитан шпагу.

Внезапный и страшный треск перекрыл весь остальной шум. Невидимой, железной, громадной косой перешибло в один миг добрую треть нападавших. Но с досок прыгали неудержимо, и снова палуба полна людей, и — о, счастье, как и предполагалось, они стали рубить и резать шёлковое полотно, не сообразив пока, что сеть под ним — железная. Восемь, девять секунд — и вот снова истошное «О-о-ойс!»', но некогда, добежали и до нас, мы взмахнули клинками, ударили. Двое тут же упали, да, неопытные щенки, остальные остановились, и вдруг Бэнсон прыгнул вперёд. Жутко хрястнул его топор, ещё, ещё, пираты откачнулись назад, и Бэнсон тут же вернулся на место, оставив лежать троих, и тут новое «ахх!» — и новый грохот. Наши противники, подпираемые сзади, снова бросились вперёд, вой, лязг. Хрипло выдыхал рядом при ударах Барриль. Дружно и слаженно метали перед собой клинки Робертсон и ещё кто-то за ним. Шипя коротко и зло, вертелась в воздухе Крыса. Ещё трое пиратов упали.

— О-о-ойс!  — Да когда же они успевают заряжать? — Ахх!

Невыносимый, звериный визг раненых разрывал слух. Наши противники, составившие теперь, как и мы, только одну линию, растерянно заоглядывались, приостановились, лица их помертвели. И было отчего. И нам, и им открылась палуба, заваленная двумя сотнями тел, среди которых растерянно замерли десятка три пиратов.

— Оружие бросить! — зло и жёстко сказал я.

Они выставили опустившиеся было клинки, сбились теснее.

— О-о-ойс!

Пираты вздрогнули, попятились, но тут с досок к ним прыгнули ещё десятка два или три, они, оскалившись, развернулись, — ну да, нас в линии семеро, вас — пятьдесят или больше, смелости в вас хватит, конечно, а вот ума?

— Ахх!

Девяносто две пули. Четверо их осталось из пятидесяти. Четверо.

— Оружие!

Они судорожно отбросили сабли, потянулись к доскам. Чуточку повернул «Дукат», доски соскользнули с бортов и исчезли внизу. На палубе галеона не больше пяти или шести молча стоящих пиратов. Из трюмов выскочили и присоединились к ним ещё человек восемь. Я не обратил на них внимания, а, махнув Крысой стоящим передо мной четверым уцелевшим, приказал:

— Взять своих, сбросить за борт!

Вдруг Крыса выскочила из руки и со страшной силой ударила меня плашмя в лоб над правой бровью и в правую часть груди. Меня сшибло с ног. Через секунду, приподнявшись, я понял, что слышал выстрел, и посмотрел на галеон. С дымящимся пистолетом в руке стоял Стив. Лицо его было безумно. Вдруг на его груди и плече вспухли какие-то тёмные клочочки, его швырнуло назад, он, взмахнув руками, упал, и с ним упало ещё двое. Только после этого с кормы «Дуката» долетел грохот мушкетов. Бэнсон схватил меня подмышки и держал, отгородив от галеона.

— Цел, цел, — проговорил я, протягиваясь за Крысой.

Робертсон подхватил, подал её мне — ничего, только пятно в самом центре и свинцовый штрих от пули. (Ну что тебе сказать, Сью. Спасибо.)

Конечно, я не видел, что Оллиройс сбежал с кормы и скрылся в трюме. Корабли разворачивались и расходились, как вдруг с «Дуката» ударил одинокий пушечный выстрел. Фыркнуло ядро, на галеоне вздрогнула и стала валиться грот-мачта. Она обрушилась, едва не задев нас верхушкой. На их палубе кто-то принялся размахивать белым полотном — это понятно, без средней мачты галеон уже не боевое судно, а мишень, беспомощная, неуклюжая. Тут бы и всем бедам конец — но нет, вновь с нашего борта грохнула пушка, и уже бизань-мачта, как ссечённое деревце, вздрогнула и с гулом и грохотом обрушила весь свой ранго́ут вниз, в воду.

— Без стрельбы, — слабым голосом сказал я.

— Без стрельбы! — понеслась дальше команда.

И я провалился в темноту.

Ненадолго, на несколько мгновений. Почувствовав, что меня куда-то несут, я потребовал, чтобы меня поставили на палубу.

— Оллиройса сюда! — промычал я, преодолевая противные волны мути и слабости.

Подбежал и вытянулся сияющий Оллиройс.

— Доволен? — зло уставился я на опешившего канонира. — Меткость решил показать, хвастун? И плевать, что цена её — наши жизни?

Он побагровел, уставился взглядом куда-то над моей головой, замер.

— Не понимаешь?

Он мотнул головой.

— Ладно, судьба к нам милостива, и они уже решили сдаться, но скажи мне, Оллиройс, какой осёл стреляет в противника, когда он выбросил белый флаг? Что ему тогда остаётся делать, как не умереть, продав себя подороже? А знаешь, сколько наших жизней унёс бы ответный залп тридцати их пушек? Знаешь? Король канониров!

Тягостное молчание. Моргание страдальческих глаз. Я отвернулся.

— Капитан! — позвал я.

— Здесь, — отозвался Стоун.

— Пиратов — за борт. Всех. Живых пусть сами подбирают. Палубу отмыть. Сеть скрутить — и в трюм. Шёлк снять, раздать команде. После этого — курс на Локк.

— Будет исполнено, мистер Том.

— Ну что, Бэн. Веди меня в каюту. По-моему, дело кончено.

Шёл по трапу и думал, — может, я зря наорал на Оллиройса? Был удобный момент, находясь вблизи, сшибить паруса галеону, чтобы исключить любую возможность погони, и он им воспользовался. Да ещё как! Два выстрела — две мачты. Но я-то ведь тоже был прав?

---