---

КУЛЕВРИНЫ

Перед отплытием я сделал два распоряжения. Первое — что вместо меня старшим остаётся Нох, со всей полнотой прав. Второе — что бы ни произошло, Оллиройс должен хорошо поесть, а главное — выспаться.

— Днём вы должны быть бодрым, канонир, — сказал я ему. — Мы очень надеемся на вас.

Он протянул ко мне полусогнутые, подрагивающие, худые пальцы и умоляюще прошептал:

— Одну пушку, капитан, привезите мне всего одну пушку!

Плот наш медленно опускался, а Оллиройс всё смотрел вниз, перегнувшись над краем обрыва, прижимал к груди стиснутые в кулак пальцы, и чёрные, спутанные косицы его волос свешивались вниз, и глаза горели.

Океан был спокоен. Мы долго искали в темноте наш корабль, обугленные останки которого чёрными, а потому почти невидимыми бугорками то появлялись, то исчезали под вялыми, почти неощущаемыми волнами. Чудом нашли то, что осталось от «Дуката», и чудом, кое-как, закрепили плот. Я и Бэнсон скинули одежду, взяли верёвки и с разных сторон плота прыгнули в страшный, бездонный мрак. Почти час мы выныривали, судорожно дышали и с надеждой смотрели друг на друга:

— Ничего?

— Ничего…

Наконец, Бэнсон, сопя и отфыркиваясь, со стоном влез на плот.

— Кажется, есть, — прохрипел он, не выпуская из рук верёвки.

Мы потянули и сразу почувствовали тяжесть. Есть!

Мокрая, скользкая, с морскими ракушками на стволе, пушечка обосновалась на своём низком лафете в середине плота. Да, нам неслыханно повезло, что, помимо бортовых, громадных и неподъёмных пушек, «Дукат» вёз и эти вот маленькие, для стрельбы небольшими ядрами, кулеврины — их должны были продать в Индонезии. Мы нашли и подняли ещё одну — уже перед самым рассветом, и с ней  — несколько ящиков-клеток с ядрами.

— Домой! — сказал я непослушными, окоченевшими губами.

Схватив весло, я принялся грести — чтобы хоть как-то согреться. Бэнсон же без сил растянулся на брёвнах.

Подплыв к скале, мы подёргали за верёвку, и к нам спустили корзину.

Сначала мы отправили наверх пушки и тихо млели внизу, на плоту, слушая доносящиеся сверху далёкие, неясные, смутные восклицания и восторги.

Как только поднялись сами, нас заботливо накормили. Узнав, что ночь прошла спокойно, мы повалились спать.

Проснулся я уже днём и, увидев сидящего возле себя Корвина, спросил:

— Который час?

— Двенадцать! — щёлкнул он серебряной крышкой часов.

Я вскочил, поспешил узнать новости и умыться. Кулеврины стояли на площадке и, задрав рыльца, блестели на солнце начищенными стволами.

— Мистер Том, у нас всё готово! — сообщил Нох.

— Что готово? — не сразу сообразил я.

— Пушки заряжены, готовы к выстрелу, — доложил Оллиройс и пояснил: — Обязательно нужно проверить, хотя бы одну.

— Там, на озере, не услышат?

— Не должны, — уверенно произнёс канонир. — Мы на другой стороне скалы, да и пещера погасит звук.

— Хорошо, — сказал я, — стреляем.

Оллиройс перекрестился, взял два фитиля, поднёс их к запальным отверстиям.

Бу-бумм!  — пушки дёрнулись и окутались дымом. Ядра с шипением ушли в океан, всплеснули воду вдали. Канонир схватил подзорную трубу, посмотрел.

— Легли рядом, — сообщил он. — Отличный бой, капитан!

Решено было одну пушку установить на плоту, вторую оставить здесь, наверху. Немедленно взялись переоборудовать плот, и к трём часам пополудни он был готов. На нём поставили толстые борта — толстые настолько, чтобы их не смогла пробить мушкетная пуля. На носу и корме — высокие, почти в рост человека, а с боков, где были вёсельные уключины — пониже. На плот спустили пушку, закрепили. Туда же переправили ящик пороха, клетку с ядрами. Канаты вдоль бортов, скамьи, под ними — запас пищи и воды.

Прошёл ещё час, и от поста примчался Эдд.

— Идёт Стив! — сообщил он. — Один, с белым флагом!

Мы бросились к двери. Да, один. В своём дорогом камзоле, в малиновой бархатной треуголке с перьями. На шее — неизменный красный платок. Оружия при нём не было.